На сайте «Психологической газеты» опубликован доклад А.Б.Холмогоровой «Переживание коллективной травмы пандемии: попытка осмысления»

С какими вызовами столкнулось человечество во время пандемии коронавируса? Почему мы переживаем эпидемию COVID-19 во время эпидемии нарциссизма? Какие есть стратегии переживания травмы и как добиться посттравматического роста? Об этом и многом другом рассказала Алла Борисовна Холмогорова, доктор психологических наук, декан факультета консультативной и клинической психологии, заведующая кафедрой клинической психологии и психотерапии Московского государственного психолого-педагогического университета.

Доклад Аллы Борисовны «Переживание коллективной травмы пандемии: попытка осмысления» прозвучал на II Международной конференции по консультативной психологии и психотерапии «Консультативная психология: вызовы практики», посвященной памяти Ф.Е. Василюка. Предлагаем читателям ознакомиться с сокращенной расшифровкой доклада.

Профессиональный ответ на коллективную травму пандемии, попытка ее осмысления — это один из главных вызовов, которые стоят перед нами. В книге «Психология переживания» 1984 года Федор Ефимович Василюк наметил идеи, которые будут нужны нам, чтобы осмыслять те вызовы практики, с которыми мы сталкиваемся.

Мы выделяем 10 угроз для психического здоровья во время пандемии:

• угроза заражения;
• противоречивость информации относительно размера угрозы и прогнозов улучшения ситуации;
• неопределенность ситуации, невозможность долгосрочного планирования;
• финансовые риски и нестабильность;
• социальная изоляция, невозможность непосредственного общения со многими людьми;
• разрушение привычного образа жизни и привычных стереотипов поведения;
• вынужденное нахождение дома в постоянном контакте с одними и теми же людьми;
• гиподинамия, статическое напряжение мышц из-за сидения за экраном;
• нарушение режима дня и ухудшение качества сна;
• разрушение привычных копингов со стрессом и утрата привычных источников удовольствия.

Стресс накапливается — мы живем с этими угрозами уже больше полугода. Ситуация превращается в кризисную и еще больше обостряется во время второй волны пандемии.

Варианты непродуктивного переживания этих угроз, которые являются мишенью психотерапевтической помощи:

• введение новых ритуалов охранительного поведения, постоянный поиск информации о рисках, негативные предсказания, тревога, паника;
• постоянное обсуждение негативной информации в чатах и разговорах;
• руминирование в связи с утраченными планами и возможностями;
• трудности обращения за помощью, трудности изменения привычных запросов и трат;
• чувство одиночества, ненужности, пассивность, ожидание инициативы от других людей;
• хаос, недовольство собой, растерянность;
• чувство раздражения, ловушки, склонность обвинять или испытывать чувство вины;
• болевые ощущения, усталость, раздражение;
• падение продуктивности, самообвинения;
• употребление алкоголя и наркотиков, переедание, проблемное пользование интернетом.

Что же я имею в виду, когда говорю о коллективной травме? Мы видим проблему расщепления общества и сознания людей — разрушение нарциссических защит.

Мир изменился и перестал быть хотя бы относительно стабильным и понятным, прогнозируемым. Мир раскололся на ковид-диссидентов, сторонников теории заговора и тех, кто видит реальную угрозу и стремится соблюдать все предписания.

Многие люди в состоянии амбитендентности, как при шизофрении, — при встрече со знакомыми хочу обнять и одновременно отшатываюсь. Многие потеряли опору и не доверяют никакой информации, но при этом постоянно ищут ее в интернете.

Виртуальное общение вытесняет реальное и нарушает чувство реальности, порождает иллюзии восприятия. Стало невозможным долговременное планирование, снижается возможность контроля над ситуацией и чувство безопасности.

Мысли о возможном заражении и смерти своей и близких возникают у многих людей.

Об источниках повышенной тревоги и страха смерти в современной культуре писали и пишут представители экзистенциального направления. Такая работа в 2003 году была написана и мной — «Страх смерти: его культуральные источники и способы психологической работы».

Можно выделить следующие источники страха смерти:

• отрицание идеи конечности существования: почти все кладбища вынесены за пределы города, оркестры больше не играют во дворах, когда человек уходит, как это было в моем детстве. Люди стараются не заметить, как писал Бунин в повести «Господин из Сан-Франциско», что рядом кого-то не стало;
• всемогущий контроль и непереносимость неопределенности — это такая нарциссическая защита, когда кажется, что можно отрицать — конечность существования и претендовать на вечную жизнь, на бессмертие;
• нарциссический перфекционизм — концентрация на себе, своих промахах и достижениях;
• отсутствие истинной близости с другими — важнейшего источника подтверждения нашего существования и идентичности.

Получается, мы переживаем эпидемию ковида во время эпидемии нарциссизма? Думаю, да.

Об эпидемии нарциссизма пишут давно. Книга «The narcissism epidemic: living in the age of entitlement» («Эпидемия нарциссизма: жизнь в эпоху права») вышла в 2009 году, ее авторы — Джин Твенж, профессор Калифорнийского университета в Сан-Диего, и Кит Кэмпбелл, профессор Университета Джорджии. Они приводят интересные данные о невероятном росте положительных ответов в опроснике нарциссизма: процент молодых людей, согласных с утверждением «Я важная персона», вырос с 12% в 1963 году до 80% в 1992. Авторы отмечают, что с 60-х годов число использования личных местоимений «я», «мне» выросло на 42%, а употребление местоимений «мы», «нас», наоборот, снизилось.

Продолжение и полную версию статьи читайте на сайте «Психологической газеты».