«Уникальное сообщество»: на сайте «Психологической газеты» опубликован доклад доцента А.И. Сосланда, сделанный на I Международной конференции по консультативной психологии памяти Ф.Е. Василюка

Психист

Если мы говорим о пси-культуре, то следует разобраться и с соответствующим ей культурным персонажем. Психист (назовем его так), имеется в виду психиатр, психолог, психоаналитик, чаще всего встречается в искусстве в контексте терапевтической работы. В развитых пси-державах психист — распространенный герой кинематографа, романа, ток-шоу. Вокруг него сложились определенные кинематографические стереотипы (например, «безумный психиатр»). Надо сказать, что внепрофессиональный резонанс деятельности академического психолога существенно более низкий, чем у психотерапевта, психиатра, психоаналитика. Исключения здесь составляют те немногочисленные случаи, когда психологический эксперимент дает результаты, которые ставят под вопрос традиционные представления о социальных ценностях. За редким исключением уровень культурной, медийной репрезентации университетского психолога относительно низок.

Психист может рассматриваться как некая сюжетообразующая функция, причем в этом качестве он располагает множеством интересных возможностей. Он может выступать как в позитивной, так и негативной роли. Выступая как орудие общества по созданию неких рамок, он выступает как проводник репрессивной социальной политики по отношению к личности. «Хороший» психист, наоборот, осуществляет либеральные, попустительские стратегии.

Как персонаж массовой культуры, психист выступает зачастую в роли негативного героя. Он противопоставляется положительному душевнобольному герою, репрезентирующему чаще всего востребованные в культурном пространстве свойства производителя «духовных ценностей». Часто в образе душевнобольного мы сталкиваемся с креативным, взыскующим независимости существом с чертами наивной инфантильности, и эти его качества противопоставляются изощрённой циничной злонамеренности психиста, стремящегося уничтожить всё, что так достойно восхищения, снивелировать незаурядного героя до общего среднего уровня. Есть множество примеров, когда, например, кинематографисты действуют в рамках клише подобного рода. Это «Кто пролетал над гнездом кукушки» Милоша Формана, «Харви» Хенри Костнера, комедия «А что там насчет Боба?» Фрэнка Оза и другие.

Авторы этих творений действуют в рамках логики «двух безумий», описанной нами ранее (Сосланд, 2005). Одно безумие существует в мире научных и терапевтических практик, второе — в мире гуманитарных и художественных практик.

Психотерапия как Большой проект

Производство концепций, изначально обслуживавших клинико-терапевтические потребности, легко разрастается до размеров, позволяющих обрабатывать этими концепциями несравненно более крупные идеологические пространства. Психотерапевтический процесс стал предприятием с уникальным статусом. Этим делом стали заниматься долго, а душевное здоровье начало выступать важнейшим фактором политики в обществе.

В самом деле, зачастую психотерапия мыслит себя как часть некоего крупного проекта по переустройству общества. Эта традиция, как и многое другое в психотерапии, заложена психоанализом. Она начинается с фрейдовских поздних метапсихологических текстов, таких как «Массовая психология и анализ человеческого Я», «Будущее одной иллюзии», «Неудовлетворенность культурой». Психотерапевты имеют претензию (не лишенную, конечно, определенных оснований) вмешиваться в круг проблем крупного социального пространства, находящегося за пределами их непосредственных профессиональных интересов, в сфере, издавна отданной на откуп философам, социологам и пр. Культуркритический (и культурстроительский) пафос — слишком заметная позиция в структуре психотерапевтического знания, чтобы ее игнорировать.

Большой проект в психотерапии всегда сформирован на констатации оппозиции клиента и окружающего его мира. Сталкиваясь с враждебным миром, будущий клиент не находит способов обрести свои смыслы, реализовать свои возможности. Так, в семейном кругу репрессируются первичные влечения, общество стремится нивелировать личностное своеобразие. Окружающий мир сам по себе проявляет агрессию в адрес индивида (доводя его, в том числе, до посттравматического стресса). Вполне естественно, исторически сложилось так, что терапевт выступает в роли как бы адвоката по отношению к пациенту, и прокурора — по отношению к окружающему его миру.

При таком расширении психотерапевт делает заявку на идеологическое влияние в размерах, существенно выходящих за пределы обозначенные изначально его докторским, терапевтическим статусом. «Неудовлетворенность культурой» сама по себе существенно увеличивает размеры идеологического пространства психотерапии.

Две психотерапии

Здесь надо оговориться в том смысле, что мы имеем дело с психотерапией как с весьма своеобразным продуктом, двояким по своей природе. С одной стороны, это способ помощи клиенту. С другой — часть культуры, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так вот, культурные механизмы, в том числе и идеологическое соревнование, очень сильно влияют на психотерапию, заслоняя, а порой и вытесняя собственно терапевтический аспект. Этому следовало бы посвятить специальное исследование. Есть как бы две психотерапии. Одну мы используем в нашей повседневной практике. Есть и другая, она живет в книгах, отчасти на тренингах, и порой от первой разительно отличается.

Высокий уровень потестарного состязания привёл к исключительному своеобразию в формировании психотерапевтического сообщества. Ситуация предельной раздробленности на множество школ и течений, находящихся в состоянии оппозиции друг по отношению к другу, давно стала общим местом в описании психотерапии как специфической практики. Но многие другие гуманитарные практики, имеющие какое-то отношение к психотерапии, находятся в аналогичном положении. Это соображение, однако, оказывается вовсе не очевидным при более внимательном рассмотрении этого вопроса. Рассмотрим, как обстоят дела с проблемой «школьности» у «друзей» и «родственников» психотерапии. При этом нам, конечно, будет сподручно опираться на предложенную нами концепцию идеобаллического сообщества.

1. Клиническая психиатрия

Если там и существуют школы, то это не так заметно, они не носят стойкого характера, не противопоставляют себя другим так интенсивно. Подавляющее большинство научного психиатрического сообщества разделяет некие основные положения, нововведения в этой области быстро становятся достоянием всех. Никаких мировоззренческих «Больших проектов», никакого сильного процесса производства новых идеологий не наблюдается.

2. Философия

Казалось бы, история философии — есть история многочисленных течений. Но при ближайшем рассмотрении мы видим, что в большинстве случаев о школах в собственном смысле этого слова речь не идёт. Крупнейшие философские течения нового времени не могут претендовать на то, чтобы соответствовать критериям идеобаллического сообщества. Речь идёт, в сущности, о главных проектах европейской философии, таких как, например, немецкий классический идеализм, философия жизни, экзистенциализм, философская антропология, марксизм, аналитическая философия, структурализм, постмодернизм.

Мы видим, что по большей части философы, принадлежащие к одному направлению, живут разобщено, работают каждый сам по себе. В рамки одних и тех же течений их зачастую сводят воедино сторонние авторы, не спрашивая их согласия и одобрения. Бывает и так, что они порой отказываются от того, чтобы их отождествляли с направлением, к которому их причисляют. Интересный пример в этом смысле: М. Хайдеггер сам не был в восторге от того, что его причисляли к «экзистенциализму», но энергично поддержал психотерапевта Медарда Босса в том, чтобы тот институционализировал дазайн-анализ как психотерапевтическую школу, сформированную в опоре на его философию (Condrau, 1998). Критериям идеобаллических сообществ отвечают в лучшем случае, античные философские группы, такие, как, например, пифагорейцы. Здесь, однако, важным моментом является то обстоятельство, что их связывало между собой не только философствование, но и культовые, а также медитативные практики.

Но есть примеры в истории философии новейшего времени, которые этим критериям вполне соответствуют. Это, например, Венский и Пражский лингвистические кружки. Следует также упомянуть немелкий эпизод из истории советской гуманитарной науки, а именно методологическое движение Г.П. Щедровицкого. Оно ставило перед собой задачи создания как сверхнауки, так и сверхпрактики (имеются в виду его так называемые организационно-деятельностные игры, ОДИ).

3. Педагогика

И здесь мы не наблюдаем такого исключительного обилия различающихся друг с другом по фундаментальным основаниям школ. Педагогические проекты чаще всего похожи один на другой в смысле перераспределения самостоятельности и ответственности «в пользу» ребёнка, поощрения креативности, снижения уровня репрессии и проч. Опять-таки, ни радикальных новых идеологий, ни исключительного изобилия разнообразных техник работы мы тоже не наблюдаем. Нет и высокого уровня конфликтности между разными направлениями.

4. Академическая психология

Эта сфера пересекается с психотерапевтической очень интенсивно. И психоанализ, и когнитивно-поведенческая терапия, равно как и клиент-центрированная становятся всё более сильными игроками на университетской психологической сцене. Но обстоятельства, в которых существует эта сфера, слабо пересекаются с ярко выраженным идеобаллическим типом существования большинства психотерапевтических школ. С одной стороны, вот академическая среда с её забюрократизированным, подробно регламентированным образом жизни, традиционно основанном на процессах преподавания, защиты диссертаций, поиска грантов, заседаний учёных советов. И вот психотерапевтический мир: внеуниверситетский статус, рыночное соревнование, сильный сектантский дух и проч. Университетская психотерапия — важный фактор снижения того напряжении между разными школами. Карьерные критерии в психотерапии и университетской науке чаще всего не совпадают. В психотерапии сертифицирование осуществляется по результатам обучающих программ, где главный упор идёт на собственный клиентский опыт и супервизию. В университетской карьере востребованы, наоборот, публикации, диссертации и многое другое, что не имеет отношения к психотерапии.

5. Религия

Соображения, что психотерапия занимает место, как бы освобождаемое для неё сдающей свои позиции верой, в ХХ веке давно стало общим местом. Обилие конфессий, сект, ересей в религиозном пространстве сравнимо с тем, что происходит в психотерапии, и поведение психотерапевтов очень напоминает поведение конфессиональных активистов. Но всё дело в том, что большинство психотерапий так или иначе считает себя «научными» дисциплинами, они апеллируют к клиническому опыту, научному знанию, а в наши дни — к контролируемым исследованиям в рамках доказательной медицины и проч. Они, в отличие от служителей культов, взыскуют «научной истины». Пожалуй, здесь мы видим наибольшее сходство по идеобаллическим признакам.

Но своеобразие психотерапевтической школы сформировано практиками, которым нет аналога. Это длительные многолетние дорогостоящие процессы обучения, ориентированные на собственный клиентский опыт. Интенсивные связи создаются также в процессе супервизии, многочисленных тренингов и проч. Все эти внутришкольные практики насыщены аффектами высокого накала, большой интенсивностью межличностного взаимодействия. Кроме того, психотерапевтическая работа предполагает глубокий уровень проникновения во внутренний мир личности. В процессе обучающих практик обучаемый в известной мере делает свой интимный мир достоянием сообщества.

Таким образом, есть определенные элементы сходства и различия у психотерапевтов и тех, кто работает в других сферах. В наибольшей степени мы видим сходство с теми, у кого мы видим очевидные претензии на глобальное духовное влияние, — священников. Если не принимать в расчёт это сообщество, а иметь в виду только гуманитарные практики, получается так, что именно претензии психотерапии на влияние, власть являются исключительно выраженными. В силу этого мы наблюдаем и столь интенсивную борьбу за влияние внутри неё, отсюда так много школ, соперничающих друг с другом. Не в последнюю очередь мы обязаны этим парадигмальной фигуре мировой психотерапии, З. Фрейду, подражание которому стало важным двигателем в истории психотерапии (Сосланд, 2006).

Литература

• Сосланд А. И. Счастье от безумия // Русская антропологическая школа. Труды. Вып. 3. М.: РГГУ. 2005. С. 121–135.
• Сосланд А. И. Imitatio Freudi (Критический панегирик) // Московский психотерапевтический журнал. 2006. № 2 (49). С. 66–84.
• Condrau G. Daseinsanalyse: philosophische und anthropologische Grundlagen; die Bedeutung der Sprache; Psychotherapieforschung aus daseinsanalytischer Sicht. Dettelbach: Roell. 1998. 232 s.